НовостиNews
-
ПоискSearch
-
ТекстыTexts
-
ФотоPhotos
-
КартыMaps
-
СнаряжениеEquipment
-
LTLT
.....Мне снится, что моя простыня затвердела, превратившись в снег на тротуаре. Мне снится, что я лежу на этом снегу, ворочаюсь и не могу заснуть. А он, зараза, к тому же ещё и скрипит, причём скрипит нехило - ведь всё это происходит в Томске и температура внешнего мира равна -43. А вы знаете, как скрипит снег при -43? Если вам не довелось этого узнать, я вам скажу, как он скрипит: он поёт. Да, да, снег поёт, причём поёт омерзительным писклявым голосом, более похожим на блеяние овец, чем на песню. Я просыпаюсь, медленно, но верно, в досаде на то, что этот противный снег, скрипя, не даёт мне нормально поспать. Причём ладно что -43, это как-то неважно, холод почему-то незаметен. Но вот - скрип.... Почти проснувшись, я вкушаю мир вокруг. Нет, всё же странно: почему нос не слипается от страшного мороза? Почему мир такой маленький и прямоугольный, а простыня такая толстая и почему-то разрезана ровной бритвой на какие-то причудливой формы пространственные фигуры?
Ну, конечно, просто потому, что я не в Томске на тротуаре и не у себя дома в постели, а под лестницей в МЦНМО. А моя простыня - это не что иное, как пеннопластовые хреновины, предназначенные для транспортировки разного компьюторного оборудования. И, разумеется, это они так омерзительно скрипят. Сколько времени, понять совершенно невозможно, но вокруг - тишина. В холле теннисного стола - тоже тишина. На лавке - моя куртка и мой синий рюкзачок.
Все двери не заперты, и я выхожу наружу. Нет, не -43 (хоть и -15, как впоследствии выяснилось). В тот же момент я был настолько проспиртован, что не ощутил и оных -15. Боже, как же длинен путь до Типпэрери! Наконец, дверь вчерашнего магазинчика отворяется, и удивлённый продавец откладывает книгу в сторону. Первый же глоток Клинского Голда, и дар речи вновь со мной. Сколько времени, говорю. Без десяти 5, отвечает удивлённый продавец.
До Кропы пиво уже не доживает. Да и что мне Кропа в 5 утра? Пойду на набережную (зачем)? Оказалось, что пьяная логика иногда более проницательна, чем трезвая, но об этом чуть позже. Вокруг горят огни Москвы, этого никогда не засыпающего города, ныне всё же утомлённого и с трудом уложенного в постель. По постели этой бегают лишь отдельные четырёхколёсые тараканы. Иллюзион вдали намечает мне ориентир ходьбы.
Вода лениво течёт, куда не знает сама. А течёт ли? Нет, не течёт. Это лёд, Веничка, не волнуйся, в мире всё в порядке. А это - шестая модель, и если поднять руку, она остановится. Подними руку, Веничка.
Куда путь держишь, друг? Подбрось куда не знаю сам, да куда едешь, туда и подбрось - надо же покататься до открытия метро. Подбрось за так, за честное советское спасибо. Конечно, садись. Поехали.
Москва в ночи прекрасна. Мы объезжаем Кремль - вот так, и никакой не Курский Вокзал. Вот ты и увидел Кремль. Но теперь всё сложится иначе, чем в тот раз. Бреющий полёт мимо афиши Иллюзиона, Рогожская, гремит на рельсах первый трамвай. Гремит и скрежещет. Пустой и сияющий изнутри.
Трамвай!!!! Мы же совсем близко от меня! Ведь это - проезд Буракова, а это мы с моим спасителем переезжаем Проспект Будённого! Вот как, значит, пьяное савватеевское везение вновь за работой. Спасибо, мой случайный попутчик, и дай тебе Бог счастья, любви и никогда не быть таким мудаком, как я. Прощай.
Через 5 минут уже громыхает по рельсам мой родной трамвай номер 36. А ещё через 30 минут я ложусь в постель, в свою родную и мягкую, и никакие не -43 и не пеннопластовые коробки, нет. Простыня белая и чистая. И в этот момент открывается метро. Москва просыпается, а я, наоборот, засыпаю. Всё.
19 февраля 2001 года, по свежим впечатлениям.